Году
в 1972-м в Большом, на очередном правительственном мероприятии, давали
«Демона». Приехал Брежнев с каким-то арабским лидером, другом
Советского Союза. Сыграли небольшую увертюру, занавес подняли, хор
попел — хорошо все так, по нотам. Потом Демон на скалу выполз:
«Проклятый мир! Презренный мир! Несчастный, ненавистный мне мир! И т.
д.» — говорит и на другую скалу собирается. Он тросиком к колосникам
был подвешен — таков был конструкт. Отъехал Демон метра на полтора от
скалы и завис в сценическом пространстве неуклюже, что-то там в
конструкте отказало. Исполнительский коллектив в Большом театре был
опытный, тертый, поэтому нервозности не проявил, а опустил занавес.
Снова стали играть увертюру, чтоб за это время конструкт поправили.
Занавес поднимают — Демон висит несуразно. Опять опустили занавес,
опять увертюру сыграли. Поднимают — висит нелепо, сволочь. Тут уже
пауза возникла — четвертый раз играть как-то пошло, это же в какую-то
дурную бесконечность вылиться может. В общем, по театру разлились
тишина и растерянность. А акустика там хорошая. И вот в этой полной
тишине на весь театр раздается страстный шепот одного рабочего сцены,
адресованный другому рабочему сцены: «Колька, чепляй Демона багром за
жопу!». Зал взорвался. Концертмейстер, который тогда в оркестровой яме
сидел, рассказывая эту историю, закатывал глаза и говорил, что подобной
реакции на классическое искусство он никогда больше не видел.
Два человека не смеялись тогда в Большом театре — его директор и
арабский лидер. Когда настал антракт, директор, как на эшафот, стал
подниматься в специальное помещение для вождей. Подходя, он услышал
дикий хохот — видимо, фразу наконец перевели арабскому лидеру, а
остальные ее освежили в памяти. Когда же директор зашел туда, Брежнев
похлопал его по плечу и сказал: «Ну, спасибо. Такого удовольствия от
оперы я еще не получал». Прав был, наверное.
|
раз боян, 
