Есть в моей деревне такие дома, которые аборигены зовут "двухэтажки".
Апофеоз строительного прогресса конца шестидесятых - начала
семидесятых. Стоит такой двухэтажный многоквартирный дом на краю
хуторка и в транслирует на всю деревню свет цивилизации. Цивилизация
заключается в этажности. Рядом с каждым таким домом стоит деревянный
туалет, куда каждый счастливый обладатель квартиры в высотке местного
масштаба имеет возможность и крайнюю необходимость ходить. Иба удобства
в домах тех заключаются исключительно (прстт. за каламбур) в
центральном паровом отоплении. А всё остальное там - от лукавого.
Подробней: в каждой квартирушке есть потайная (то есть для удобства
гостей расположенная прямо на входе) «темная комната» - глухая, без
окна, полтора на полтора размером. Представляющая собой по сути санузел
без коммуникаций. В ней по умолчанию можно наблюдать умывальник с
ручным заливом сверху и ведром под раковиной или тазом на табуретке (в
зависимости от степени запойности хозяина элитнога жилья), отдельной
единицей - помойное ведро (не путать с мусорным) и отдельной же
единицей - ведро для ссанья в ночное время, когда туалет x.... Рано
поутру в целях гигиены все три ведра выносятся и выливаются хозяевами в
выгребную яму.
Герой повествования, водитель совхозного молоковоза и обитатель
одной из вышеописанных квартир - дядя Толя, по счастливому схожденью
звезд родился в то время, когда людям с его привычками еще дозволялось
пить за рулем не тока в стоячих, но и в движущихся авто, чем он и не
упускал возможности воспользоваться.
Что отличало дядю Толю от его соратников - так это склонность к
нетрадиционно жгучему поведению в состоянии алкогольного счастья.
Как-то, в очередной раз приползши на усталом авто из рейса в
областной центр, дядя Толя долго буровил что-то, недовольно и матерно,
на крошечной кухонке, и лишь наутро тётя Люда обнаружила, что в
поставленной отмокать грязной кастрюле из-под тушеного мяса отсутствует
тряпка-судомойка.
- е...!, - весело звякнул дядя Толя за обедом в ответ на ее вопрос
про тряпку, - А я, 6лять иё сожрал! Думаю, бульон для щей недоваренный
стоит. Ну, и мясо дюже жосское, на волокны разбирается, а не угрызешь.
Чуть зубы не поломал, грыз!
Задорная, складная телом и характером повариха тётя Люда заходилась
смехом до слез. И каждый раз думала, что уж смешней этой истории с ее
мужем ничего не случится. Но истории случались с потрясающей
регулярностью. Все я щяс упомнить не могу, было еще чота со съеденными
с подоконника цветами, но этта все лирика. А теперь - о собственно
предмете.
Поскольку предугадать, во сколько вернется муж из дальнего рейса «в
город», было невозможно, то Люся (бум терь называть иё так) и не
пыталась травить свою нервную систему ненужными мыслями. Приедет -
пожрет, чо на плите (подоконнике, гг) стоит - и к жене под бок. Ежли в
состоянии еще - попросит чего, а нет - так и бревном уснет. И вот в
одно из таких возвращений случилась с дядей Толей страшное. Вернулся
он, на ногах держась. Пожрал, что нашел. Завалился к спящей теплой жене
и стал к ней яйки подкатывать. А Люся хоть и терпеливая жена, но
неглупая ж. Знала, что без подарков муж не приезжает: если не товар
какой, так хоть трипперу привезет. Ну, и строго так грит: резинку, мол,
надень. Заведено у них это было, по служебной, стало быть,
необходимости, в связи с разъездным характером работы. Надел Толя
резинку, пару-тройку раз дернулсо, охнул сладко и заснул глубоким сном.
Глубоким, но коротким. Иба пиво - оно хоть на водку, хоть на чо - а
дырку ищет. Вскочил Толя часа через два - чуть во сне не обоссалсо. И
бегом к ссаному ведру. Вскочить - вскочил, а проснуться не получилось.
На отработанных рефлексах x... держит и в ведро в темной каморке ссыт.
Ссыт-ссыт. Долго так. Уж и полегчало. И вдруг понимает: не звенит!!!!
Не журчит даже. А тьма в каморке - хоть глаз коли. Ну, хуле на глаза
надеться, когда руки есть. Продолжая ссать, Толя спускается руками ниже
по x..., щупает конец и буквально среццо: под руками ощущает он на
конце x... - огромный, теплый и живущий своей жизнью волдырь!
- Люся!!!! Лююююсяяя!!!!, - орет он в темноте, - Лююююська!!! Скарееей!
- Чево такое, - слышит.
- Ой, Люююсся, скареей! У меня мочевой пузырь вылееез!!!!
Это была единственная история, которая закончилась для Толика чуть
не побоями. Люся в эту ночь от страха чуть не поседела. Когда
прояснилось при электрическом свете, что мочевой-таки не вылез, а что
пьяный мужык её в гандон нассал, и тем ее во цвете лет до инфаркта
довести грозил, да ночными воплями своими перед соседями опозорил, не
сдержалась Люся и накостыляла пожирателю тряпок полюбовно. За что ее,
конечно, никто осуждать не мог.
|